«Вечерний Петербург», 3 октября 2006 г.

АНДРЕЙ ЖИТИНКИН: «Здесь всё замешено на шести пудах любви»

Спектакли культового московского режиссера Андрея Житинкина всегда потрясают, иногда шокируют и никогда не оставляют равнодушными. Они дают зрителям нужные всем нам эмоции, страсти, которых порой так не хватает в жизни.
В новом спектакле Театрального центра на Коломенской «Ванна из лепестков роз», который ставит Андрей Житинкин, речь пойдет о любви, о страсти и о балете. Впрочем, лучше о предстоящей премьере (которая состоится 6 и 7 октября на сцене театра им. В.Ф.Комиссаржевской) расскажет сам режиссер.

- Чем вас заинтересовала эта пьеса?
- Мне кажется, что мы преодолели то время, когда всех волновала чернуха или «театр абсурда». Зритель уже наелся этим. И как ни странно, сейчас почти нет пьес с хорошим крепким сюжетом о любви. А пьеса Вадима Бочанова «Ванна из лепестков роз» как раз о любви, с прекрасно выписанными образами, характерами. Тем более я всегда стараюсь найти материал, в котором была бы некая вертикаль. Мне очень нравится, что в этой пьесе есть классический сюжет Мериме. В этой пьесе очень интересное сплетение искусства и жизни. На первой репетиции я процитировал актерам фразу из стихотворения Анны Ахматовой «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…». В этой пьесе речь идет о людях искусства, которые сочиняют новую свою версию балета «Кармен», и странным образом сюжет «Кармен» начинает влиять на их жизнь. И в какой-то момент зритель даже перестанет понимать, где сюжет из балета, где фантазии выдающегося хореографа, который ставит этот балет, а где его жизнь, его страхи, комплексы, мучения…

- Вы работали со многими выдающимися актерами. Как вы выбирали актеров для этого спектакля?
- Я действительно работал со многими выдающимися мастерами. Многих уже нет… Я поставил последние спектакли в жизни Иннокентия Смоктуновского, Всеволода Якута, Георгия Жженова. Я работал с Александром Ширвиндтом, Юрием Яковлевым, Михаилом Козаковым, Любовью Полищук, Людмилой Касаткиной. И я всегда отдаю дань нашим мастерам, суеверно веря в то, что не должна прерываться связь времен.
В этой пьесе выбор актеров был продиктован еще и хореографией. Не все, даже самые выдающиеся драматические актеры точно чувствуют ритм. А в этом спектакле от актеров требовалась не просто хореографическая подготовка. Здесь особый случай. Они танцуют фламенко. Здесь нужно феноменальное чувство ритма и возможность наполнения в маленькой музыкальной фразе внутренним состоянием. Это уникальный случай, когда именно драматический актер может танцевать фламенко, и там, где он может не дотягивать ногами, он может доигрывать лицом. Поэтому мой выбор остановился на Ольге Кабо, на Борисе Хвошнянском, на молодых петербургских актерах. В спектакле играют Владимир Долинский, Алексей Жарков, правда, они не танцуют, хотя открою маленький секрет, в финальном дивертисменте наши народные артисты тоже сделают несколько смешных, с юмором «па» из фламенко.

- Это им тяжело дается?
- Конечно. Вы знаете, мы идем по линии Марка Захарова. Я, например, «Юнону и Авось» не могу назвать мюзиклом, хотя по западной градации это, конечно, мюзикл. Он заставил танцевать и петь драматических актеров. И я тоже считаю, что драматический актер, если он подготовлен физически, может дать фору балетному. Довольно часто балетные танцовщики не несут внутренний посыл, а драматический актер по природе своей - другой. Он играет нутром. В нашем спектакле мы немножечко приоткрываем закулисный мир. Я думаю, зрителю это будет интересно, - подсматривать в замочную скважину за тем, что творится. Балет – это ведь не только его внешняя красивая сторона и послепремьерные банкеты, это еще и пот, кровь, слезы, это жесточайшая конкуренция, зависть в балетном мире, и конечно, мучительный процесс создания спектакля, стрессовая ситуация, особенно перед премьерой. И все это мы приоткрываем в этом спектакле. Ну и, конечно, как говорил мой любимый Антон Павлович Чехов, здесь все замешено на «шести пудах любви». Там все переплелось, там треугольник страсти. Две женщины вокруг одного мужчины.

- Так все-таки, главное здесь любовь или закулисная жизнь, балет?
- Конечно, любовь - главное. Не буду все раскрывать, но скажу, что во втором акте есть такой психоаналитический момент, когда выясняется, что две соперницы – прима Ольга, которую играет Ольга Кабо, и молодая танцовщица Карина состоят в родственной связи (Карина - дочь Ольги, которую она когда-то бросила в России). Приятно, что в спектакле нет социальных слоев, нет политики – я это вообще не приветствую в театре. Но то, что присутствует момент брошенных детей, мне очень важно. В нашем спектакле много драматических моментов, много смешного, грустного. Но в финале наши герои обретают счастье. В этом любовном треугольнике запутались люди творческие. Понятно, что сцена все перевешивает, а сцена, как говорит наша героиня – это наркотик покруче ЛСД.

- Но не круче любви?
- Конечно. Я хотел бы, чтобы зритель поразмышлял над вопросом, а стоит ли сцена таких жертв? Не секрет, что очень многие выдающиеся актрисы посвящали всю жизнь сцене, отказываясь от счастья материнства.
Это страшно. Они не могли ничего себе позволить. Они берегли себя только для сцены. И что получили в итоге? Всего лишь миф о себе самой…
- Ваши многие спектакли полны эротизма. А в этом спектакле?
- Безусловно, очень много замешано на фрейдизме. Современная хореография вообще полна эротизма. И это правильно, потому что те чувства, которые человек не испытывает в жизни, он должен испытывать хотя бы в зрительном зале. Я сказал актерам, что мы ставим спектакль о людях талантливых. И я им предложил поразмышлять и понаблюдать за Бежаром, Эйфманом. Если вы помните их работы, там все построено на сексе, фрейдистской подкладке человеческих взаимоотношений.

- Ваши спектакли многих шокируют. А вас многое шокирует в жизни?
- Меня уже мало что может шокировать. В жизни бытовой я стараюсь не реагировать на предательства, измены. А в искусстве меня может шокировать что-то неожиданное… Если меня что-то заставляет по новому в этом мире переосмыслить, это здорово. Но это бывает нечасто. Если говорить о последних впечатлениях, то… недавно я остался вечером совершенно один в Сикстинской капелле, когда уже потихонечку убирали огни, и вот этот священный уход света с гениальных фресок – это осталось. Я помню, в Переделкино оказался в доме Бориса Пастернака и тоже был один. Более того, я померил кепочку и сапоги Бориса Леонидовича. И понял, что он был очень хрупкий, нескладный, худой, с небольшим размером ноги. Такие вещи потрясают. Когда ты относишься к гениальным людям, как гениям, которые недоступны, это ужасно, а когда ты проникаешь в их мир через тактильные вещи, через очень понятные тебе и ты можешь потом использовать их в своем творчестве, тогда эта шекспировская формула работает, тогда связь в искусстве не прерывается.

- Вы сказали, что любите тусовки. А они вас не опустошают?
- Я там работаю. Я даже актерам подкидываю что-то из наблюдений. Самое страшное, когда режиссер теряет чутье. А на тусовках можно многое подсмотреть. Мы настолько закрыты, настолько все в масках. Любая тусовка – это ярмарка тщеславия. Так интересно наблюдать за людьми - что они скрывают, что у них внутри. Вынужден констатировать, что актеры, то ли из-за того, что они прыгают из сериала в сериал, то ли из-за чего-то еще, не успевают пополнять свою эмоциональную память на уровне ощущений. И их кладовочка, которую всегда надо держать полной, опустошается. Меня это пугает, потому что понятно, что только в театре могут быть накопления, а в сериалах транжирится то, что наработано, накоплено в театре. Я наблюдаю за масками - известных людей, политиков, актеров в неожиданных ситуациях, может, иногда даже конфликтных.

- Вы сейчас работаете при каком-нибудь театре?
- Я сейчас шире смотрю на вещи. И ставлю в театре Сатиры, в театре Российской Армии, в Малом театре, я почти каждый год выпускаю спектакль у Табакова. Я понял, что мне интересней заряжать своим методом самые разные коллективы, самых разных актеров. Тогда не притупляется мое режиссерское чутье. В одном коллективе ты должен заниматься воспитательной работой. Но мне это не интересно. Я веду в Бостоне режиссерские семинары. Не могу сказать, что я играю в мэтра. Но мне хочется свободы творческой и психологической. Хотя я понимаю, что все равно с группой единомышленников придется взять театр. Потому что очень резко меняется ситуация в Москве. Мастера уходят. Нужно подставить плечо. Есть хорошая солидарность в режиссерском цехе. Я вижу, как оголяется петербургская театральная карта, и мне становится страшно. В Москве театров больше, и не так все заметно, как в Питере.

- Вы сказали, что можете поставить абсолютно всё…
- Абсолютно. Я ставил поздние пьесы своего любимого Теннеси Уильямса, которые считались несценичными, у меня есть несколько версий спектакля «Калигула», которую и читать-то иногда трудно. Я заставляю зрителя серьезные, хрестоматийные тексты читать по-новому. У меня есть «Авторский театр Андрея Житинкина». Я поставил «Анну Каренину». Было много шума вокруг этой постановки. Я всегда расстраиваюсь, когда вижу, что актеры глупее персонажей, или что режиссер глупее авторов.

- Ваш спектакль «Ванна из лепестков роз» о страсти. Как вам кажется, страсть разрушает человека?
- Нельзя в этой жизни, такой короткой, загонять себя в некие рамки. Как говорил Чехов, «можно есть, пить, носить пиджаки, но это еще не значит, что ты счастлив». Иногда люди, обожженные страстью, открывают нечто особенное. Кто-то иногда сгорает в этом чувстве, кто-то выходит обновленным как феникс из пепла. Но не попробовать, не испытать и не броситься с головой в омут в любви, я думаю, значит, лишить себя очень многого.

Беседовала Татьяна Болотовская

Премьеру Театрального центра на Коломенской - спектакль «Ванна из лепестков роз» с участием Ольги Кабо, Алексея Жаркова, Бориса Хвошнянского в постановке Андрея Житинкина - вы можете увидеть 6 и 7 октября на сцене театра им. В.Ф. Комиссаржевской. Начало в 19 часов.